У Вологдина я отыскал подшивки "Огонька" последних лет войны. Я их
давно искал - хотелось дочитать мою самую любимую в тот год книгу - роман
Николая Шпанова "Война невидимок".
Первую его часть, "Тайну профессора Бураго", мне дал папа - в шести
выпусках на плохой газетной бумаге.
Шпанов как фантаст, на мой взгляд, превосходил всех массолитовских
писателей. Он казался мне человеком, которому судьба подарила самородок. Вот
он вытащил из тайги этот самородок - свой талант - и принялся, суетясь,
отщипывать, отбивать, откалывать от него куски, пока весь самородок не
промотал.
Я помню его портрет во "Всемирном следопыте" тридцатого года. Если не
ошибаюсь, он участвовал в перелете на воздушном шаре. От журнала же он,
кажется, летал искать дирижабль "Италия", когда спасали экспедицию Нобиле.
Он писал документальные очерки, связанные с авиацией, но в то же время
опубликовал в "Вокруг света" первую свою повесть "Полюс недоступности". Не
помню, о чем там шла речь, кажется, действие там происходило на подводной
лодке.
Совершенно не представляю сейчас, чем он занимался почти десять лет
после этого, но затем он удивил нашу Родину, создав великолепную липу -
боевой непобедимый роман, радость Сталина, "Первый удар".
И как удачно он попал в цель!
Он его сдал в сороковом году, когда подписали договор о ненападении с
Гитлером, но в то же время нельзя было забывать, что "Если завтра война,
если завтра в поход, мы сегодня к походу готовы!". Врага по имени отныне не
называли, потому что после Пакта все антифашистские книги легли на полку, их
даже изымали из библиотек, чтобы не обидеть новых друзей и союзников.
И вторую важнейшую цель должен был выполнить и выполнил Николай Шпанов.
Он достаточно убедительно и боевито доказал, что мы закидаем шапками любого
агрессора, разгромим его малыми силами и только на его территории. Так учил
товарищ Сталин.
Шпанов все сделал как надо. Враги поднимают в воздух свои воздушные
армии. Наши славные пилоты тоже поднимают в воздух боевые машины.
Без потерь, без убитых и раненых мы громим агрессора, закидываем его
бомбами и шапками, после чего переносим войну на его территорию, сравниваем
с землей его города, ожидая, что благодарный капиталистический народ
восстанет и скинет иго капитализма.
Что благодарный народ (недобитая нашими бомбами его часть) и сделал.
Все в нашей истории удручающе повторяется. И мы ничему не учимся. Впрочем,
никто никогда не учится на своих ошибках.
Книга Шпанова была одобрена на самом верху. Именно так надо готовиться
к победоносной войне.
Ее начали издавать энергично и большими тиражами. Особенно много издали
ее в "Библиотечке командира" издательства Наркомата обороны. А если так
делается в Советском Союзе, значит, эта книга становится руководством к
действию.
Я представляю, как проклинали Николая Шпанова командиры, которые в 1941
году бежали от фашистов или сдавались им в плен. Итак, писатель угадал.
Попал в точку. Но даже Сталинской премии получить не успел, как его книгу
запретили и изъяли из библиотек.
Тогда Шпанов начал писать другого рода фантастический роман. Если
"Первый удар" был фантастической утопией, то "Тайна профессора Бураго" - это
роман приключенческий. Эпопея приключений с несколькими фантастическими
линиями. Действие его разворачивалось в основном во время войны, и писался
он как бы по следам событий. Первые шесть выпусков увидели свет в сорок
втором году.
Но тут сказался еще недостаток шпановской прозы: многоречивость. Он
оказался рассказчиком, который не может остановиться. Как я понимаю, "Первый
удар" создавался чуть ли не в неделю - это было срочное задание партии (а
может, собственная догадка Шпанова), а "Тайна профессора Бураго" писалась
месяц за месяцем. И, за неимением подобного жанра произведений в нашей
литературе, пользовалась, наверное, не меньшим успехом, чем "Первый удар".
Остановиться Шпанов не мог, а раз условия военного времени помешали Шпанову
издать "Тайну" в виде книги, он стал писать продолжение под названием "Война
невидимок" и печатать в "Огоньке". Если не ошибаюсь, в 1944 году.
Вот эти "Огоньки", с этим продолжением я читал на диване в кабинете
Вологдина, а со стен на меня глядели трилобиты, аммониты и самые первобытные
морские звезды.
Я запомнил ужасный момент. В один прекрасный день я прочел очередной
номер - в конце его герои попадают на лед к северу от Мурманска, причем, как
мне кажется, события там были связаны с английским полярным конвоем. И тут
обнаружилось, что не только немцы невидимы (а они уже давно украли у нас
секрет невидимости), но и наши моряки тоже исчезли...
Я взял следующий номер "Огонька" из толстой стопки журналов, что лежали
на тумбочке возле продавленного кожаного дивана, и обнаружил, что
продолжения нет.
Я кинулся снова к прочитанному журналу. В конце стоят сладкие слова:
"Продолжение следует".
А продолжения нет! Может быть, они забыли напечатать продолжение в этом
номере, но потом спохватятся и продолжат печатать увлекательную книгу? Нет.
Ни в следующем, ни в последующем - ни в каком номере "Войны невидимок" не
было.
Надоел писатель Шпанов. А, может быть, пришло указание свыше. Не знаю.
Судьба писателя Шпанова на этом романе не оборвалась. На несколько лет
я потерял его из вида и почему-то не заметил, как он снова кинулся в
наступление на славу. И успешно.
Оказывается, в конце пятидесятых годов Шпанов окончательно отвернулся
от фантастики и создал несколько невероятно громоздких и трудночитаемых
томов. Каждый страниц по тысяче. Они назывались "Поджигатели", "Заговорщики"
и "Ураган". И были посвящены разоблачению не только американских
империалистов, чанкайшистов, а также Тито и его кровавой своры. На
переплетах пылали развалины, и страшного вида поджигатели войны, очень
похожие на Черчилля, наступали на читателя.
С любым зигзагом в нашей политике, с минимальными переменами в стане
врагов или друзей, Шпанов кидался переписывать эти волюмы, и снова сто тысяч
кирпичей выбрасывались на прилавки. А спросите сегодня, читал ли кто-нибудь
из ваших знакомых такие книги, - уверен, что никого не найдете.
Наконец-то Шпанов достиг государственной славы. Не столь громкой, как
во времена сталинско-гитлеровской дружбы, но вполне реальной. Она выразилась
в Сталинской премии.
Три тысячи страниц за три года. И с каждым изданием переделки и
переделки... Насколько знаю, Шпанов не выдержал такого напряжения и
скончался. Относительно нестарым писателем.
Ничего такого я не знал, да и сам Шпанов еще был лишь на подходе к
премии. Но оскорблен я был несказанно, тем более что подозревал журнал
"Огонек" в злонамеренной расправе с создателем Витема-Вольфа, капитана
Найденова, боцмана или адмирала Бураго - уж не помню сейчас, как они
исполняли одну роль на двоих.
Особняк, в котором жил Вологдин, наверняка разрушен - он стоял на пути
Нового Арбата. Но кабинет палеонтолога - от схем и графиков на стенах,
рисунков трилобитов, журналов "Огонек" на тумбочке у черного кожаного
дивана... все это вошло в меня и, хоть и забытое, осталось.
